Посвящаю Первому Фонду милосердия и здоровья СССР и России
– Фонду Василия Петровича и Зинаиды Антоновны Черносвитовых.
1985-1995 гг.
пос. Новозавидовский. Конаковского района
Калининской (Тверской) области, ул. Фабричная 12.
Озеро (почти документальная история)
 |
| Марина Альфредовна Черносвитова |
Я сажусь за клавиатуру компьютера, и меня охватывает жуткий страх и отвратительный трепет перед тем, что я собралась написать (фото автора).
В нашем знаменитом на весь мир поселке есть озеро. Возможно, пруд. Некоторые считают, что озеру тысяча лет. Другие, что оно вырыто специально, чтобы было куда сливать отходы от производства фетровой фабрики и винного завода, которые находятся на противоположных берегах озера. Фабрика давно не работает и сдает свои помещения различным «фирмам». Винный завод перестал еще в конце прошлого столетия выпускать «гнилушку». Какое-то время он был собственностью освободившейся от СССР Молдовы. Но недолго функционировал. Сейчас стоит в виде большой красивой коробки.
Еще живы люди, которые катались по озеру под звуки духового оркестра на лодках. Еще живы их дети, которые помнят, что вода в озере была прозрачна и цветом, как крепко заваренный чай. И что раки выползали один за другим на берег. Летом белый песок был покрыт черными от загара телами. Гул над озером стоял невероятный. Даже шума поездов и электричек – железная дорога совсем рядом – никогда слышно не было. А зимой озеро-пруд превращался в каток, что не мешало рыбакам находить укромные места для лунок и ловить до 300 пород разной рыбы. Еще чайки летали и кричали над озером. Много красивых чаек. Правда, не так уж далеко от озера Московское море, из которого можно попасть в любой Океан. Но чайки у озера были свои. В положенное время утки выводили утят. Иногда, ранней весной или поздней осенью на озеро садились безбоязненно гуси-лебеди. Все это было и быльем поросло! Озеро давно превратилось в накопитель канализационных вод. Сойдешь на нашей станции и сразу по запаху узнаешь, где оно, озеро!
 |
| Страшное озеро |
Никому до него нет никакого дела! Даже жильцам многоквартирных домов, что остались по его берегам. Однажды я наблюдала такую картину. На полусгнившей скамейке, заваленной пластмассовыми бутылками из под кока-кола и «Афанасия», смятыми тетрапаками, разбитыми стеклянными бутылками из под спиртного и раздавленными алюминиевыми банками, короче, на скамейке среди свалки, сидела молодая беременная женщина на восьмом месяце беременности, похоже, курила сигарету и тупо смотрела на озеро. Я постеснялась ее сфотографировать. Вдруг не поймет, испугается, и на свалке рожать начнет!
На одном берегу озера, где из него выходит уж точно древняя речка Таратынка, знавшая Михаила Тверского, прошедшая, где поверху торфяника, где в его толще сотни километров, некогда заповедного леса, сейчас стоит ларек под вывеской «24 часа». Ларек пивной. Рядом с ним вытоптанная площадка – «плошка», где по ночам собираются наркоманы и проститутки. Местный негр сварил мостик и покрасил его в желтый и зеленый цвета. Теперь весной, когда Таратынка, несущая канализационные воды в Московское море, поднимается, то мостик стоит на таких высоких железных столбах, что можно пройти, не замочив ноги. Недавно случилась беда. Доживал свой век не далеко от озера московский профессор. Когда-то, говорят, был очень знаменит, но пришло другое время и его забыли. Жил он в доме, построенном еще его дедом. Толи из ума профессор стал выживать, толи от скуки, но начал он многолетнюю тяжбу с местными хозяевами земли тверской. Добивался от них не мало, не много - очистки озера. Писал в разные инстанции. Даже президентам России. Всем доказывал, что озеро несет канализационные воды в Московское море. А Московское море является одним из крупных водохранилищ Москвы и Московской области. Власти в поселке менялись, старик писал. Комиссии приезжали. Никто ничего плохого в воде озера не находил. Хотя, если подумать, то куда могли стекать канализационные воды поселка, в котором проживают 40 тысяч граждан? Глубже озера? Невозможно! Значит, старик был прав – только в озеро.
Очередная комиссия пригласила старика-профессора в свидетели, что все канализационные люки в полном порядке и что, если и есть канава, разрезающая поселок на две части, по которой текут «воды» с очень выраженным запахом палочки coli, незамерзающие даже при 30-градусном морозе, то это – нормально. Эта канава, как утверждают тети и дяди из фирмы ООО «Природонадзор», «ливневая канализация». Старик переспросил, что это такое «ливневая канализация» и почему по ней и зимой течет «река», зимой ведь ливней не бывает? И получал как всегда разумный ответ. Было это после новых выборов Путина в президенты. А история с озером стала почему-то особенно занимать умы посельчан после первых выборов Путина в президенты. Вот такой длинный период она, эта история, которая скоро и тебе, читатель, покажется жуткой, длится.
Жуткость истории началась с внезапного исчезновения старика-профессора. Покосившаяся калитка в его усадьбу и такая же дверь в его домик, глухо хлопали от ветра круглые сутки. Но и это в поселке «нормально». В поселке нередко исчезают люди. Так, сосед старика-профессора тоже исчез. Что только не говорили – даже то, что в лесу его на кусочки изрезали и по лесу эти куски разбросали, чтобы дикие звери съели. А совсем недавно у старушки, у которой было пятеро сыновей – четыре были бандитами и их в асфальт закатали в 90-ые годы. А пятый, не пил, в Армии служил в «горячей точке» Чечне. Пришел, немного пожил и исчез. Несчастная старушка к кому только не обращалась! В милицию, прокуратуру, ФСБ, полицию, в передачу «битва экстрасенсов», к Малахову, - все напрасно! Дом продала – деньги ушли на поиски сына. Сейчас живет в социалке. Так что, пропаже старика-профессора никто не удивился. Это, читатель, присказка. А сказка – впереди!
Началась она с обыкновенного для поселка утра. Озеро уже успело растаять. К вони, простите, давно привыкли, спешившие на ранние электрички посельчане, работающие в Москве и ближайшем пригороде.
Екатерина Александровна с мужем, бригадиром водопроводчиков, рано легли спать. Он бригадирил, фактически ничего не делая, но морально уставал, от постоянных разрывов старых труб, и не только водопроводных, но и канализационных. Ибо должен был присутствовать от начала и до конца ремонта. Кричал на работающих алкашей. Материл начальство и ворюг, которые на бюджетные деньги дворцы и поля для гольфа себе строят, вместо того, чтобы трубами заняться. Орал, суетился, матерился, так, для проходящих мимо граждан. На самом деле он тоже воровал прилично. Я, правда, не знаю, где, но все зубы у него были золотые, дом, что твоя вилла на Капри, и в гараже, под виллой, стояли две весьма крутых, как сейчас говорят, тачки. Детей у них не было. Зато был свой магазинчик, который полностью принадлежал его жене – он туда и носа не совал. Сергей Владимирович, так звали бригадира, не пил, не курил, берег здоровье. И с Екатериной Александровной спал на двуспальной кровати – каждый на своей половине. Было ему под пятьдесят. Он и его жена – из местных родом.
Вот и начало! Проснулась Екатерина Александровна, зевнула, и, с полураскрытыми глазками протянула руку, чтобы потормошить мужа – «Просыпайся!». И вдруг почувствовала, что рука коснулась чего-то весьма неприятного! Настолько неприятного, что она широко открыла глаза, посмотрела в сторону своей руки и потеряла сознание.
Сколько была без сознания – «наверное, спала» - подумала, не знала. Стала осторожно поворачиваться в сторону своей руки, которая должна была лежать на груди Сергея Владимировича. На сей раз не потеряла сознание, а только тихо сказала: «Ой, мамоньки!» И медленно начала убирать руку с … утопленника, который лежал на месте ее мужа. Она один раз в жизни, случайно, увидела, как вытащили из реки утопленника, который проплавал под водой чуть ли не месяц. Синий, разбухший, поеденный рыбами. Из глазных орбит, рта, ушей, выползали мерзкие твари речные. Руки и ноги были огромные, с них лоскутами слезала кожа, обнажая серо-зеленые куски обрывков мышц и белые кости. А живот был как огромный барабан, из дыр, проеденных рыбами, выходил, шипя зловонный газ. Точь-в-точь такой сейчас лежал на месте Сергея Владимировича…, скалясь двумя рядами золотых зубов! «Сережа!» - промолвила Екатерина Александровна и спокойно начала набирать на мобильнике номер полиции.
На лицах приехавшей опергруппы долго отражалась абсолютная тишина, характерная для полного отсутствия в головах новых русских полицейских какой-либо конструктивной или деструктивной мысли. И, действительно! В комнате – чисто, как было, когда спать легли. Ни капли воды и следа грязи, или водорослей на полу. На половине кровати, где спала Екатерина Александровна, тоже все в порядке. А на второй половине – разбухший и разлагающейся утопленник, с которого медленно на пол сползала вонючая слизь с кусками разложившейся в пресной воде ткани тела и лоскутами пижамы, той самой, в которой Сергей Владимирович лег спать. Конечно, нужна судебно-медицинская экспертиза утопленника… Но…золотые зубы несомненно Сергея Владимировича. Их бы узнал каждый, кто его знал. К огромному, заполнившему весь рот языку, прилепились несколько черных пиявок, которые медленно извивались. «За одну ночь утопленник не может так разложиться», - уверенно сказал судебно-медицинский эксперт.
«И сам он не мог пойти утопиться, разложиться, вернуться домой и лечь на свою половину кровати, не оставив никаких следов в квартире!» - резюмировал старший опергруппы капитан полиции. После этих слов в комнате повисла затяжная и тяжелая пауза, периодически прерываемая сдавленными вздохами Екатерины Александровны, которую полицейские позабыли вывести из спальни. Потом вызвали опергруппу из области.
Другие полицейские ловко скатили утопленника с кровати в специальный непромокаемый мешок и с ним уехали. Хоронили Сергея Владимировича в закрытом гробу. С Екатерины Александровны взяли слово, чтобы молчала, что видела и всем говорила бы, что Сергей Владимирович умер во сне. А почему хоронили в закрытом гробу – такова воля умершего. Этому «случаю» посельчане не придали никакого значения. Сергея Владимировича, по правде, в поселке недолюбливали за жадность. Поговаривали, что его бригада сама устраивала «прорывы» труб социально незащищенным гражданам, чтобы драть за починку с них деньги. К тому же в поселке в последнее время умирали часто – кто от чего!
Владимир Николаевич Прокудин, тоже мужик местный и ушлый, был больше, чем богат. Он был хитер и счастлив. К сорока годам жизнь его была устроена на все «сто»! А, ведь, за плечами тюрьма за мелкое воровство и никакого образования, кроме начального. Если бы не «лютые девяностые», то точно давно бы спился. Пришел из тюряги, а тут и началось: воруй – не хочу! Женился на Ксюше, соседке. Раньше не взглянул бы на нее, а она – глава фирмы «Вторчермет». В ее подчинении несколько местных обалдуев. Промышляли тем, что срезали, где можно (а где тогда – нельзя было?) алюминиевую и медную проволоку. Ходили по домам голодных стариков, забирая у них за хлеб и картошку посуду из цветного металла. В заповедном лесу некогда к даче генсеков КПСС проходила узкоколейка. Так все, подчистую, «фирма» Ксюши оприходовала. Фирма Ксюши не погнушалась и тем, что вырубила березовую рощу, которая была сразу за поселком. Березы – одна к одной росли на сотни га, как на плацу.
Старики и дети там, аукая, белые собирали. Все березы спилили, и на поленья покололи. В Рублевку в камины несколько составов поездов с этими поленьями отправили. Завладели еще местным парком, футбольным полем, баней, клубом и землей, быстро разрастающееся кладбище. Но времена с приходом Путина стали меняться. Владимир Николаевич быстро сообразил, что к чему? И отправил свою Ксюшу беременную в Италию, где приобрел виллу на берегу неаполитанского залива. Естественно, фиктивно развелся с ней и деньги мирно «поделил». Теперь живет так – полгода в Италии, у Ксюши, полгода в поселке.
Сейчас он – хозяин многих магазинов и лавок и не только в поселке. Но, так как не он один хитрый и ловкий, с магазинами и лавками в поселке стала напряга – на каждые сто квадратных метра – один магазин. Вот и началась война между хозяевами. Тайная война! Все друг друга знают. Вместе пьют и гуляют, а магазины друг друга тем не менее палят. Два магазина сгорели у Владимира Николаевича, пока он сообразил, как от пожаров иметь прямую выгоду. К потенциальным конкурентам внедрял своего агента, задача которого была узнать, когда и какой именно магазин будут у Владимира Николаевича жечь. Он тут же страховал магазин на сумму, гораздо превышающую все его потери (даже с «живой» силой). Поставил Владимир Николаевич как-то летом на берегу озера брезентовый пивной павильон. Так и тот приятели сожгли! Вот и сегодня, получив страховку за сожженный супер-маркет - «Все на продажу!», он возвращался из Москвы радостный и довольный.
Сидел в своем громадном внедорожнике с тонированными стеклами и круглый год с собственным микроклиматом. Слушал блатные песни Круга и разглагольствовал перед водилой. Водила также из местных – неудачников. Всю свою сознательную жизнь день и ночь пахал «на дядю!». Наверное, из-за фамилии. У Юры, так звали водилу, ибо он родился 12 апреля, фамилия была Рюля. Говорили родители, что белорусская. Старик-профессор, к которому Юра любил захаживать и умные речи послушать, считал, что «Рюля» - французская фамилия. С ударением на «я». Водиле было 55 и у него было пятеро детей от двух жен. Обе семьи он, тужась, содержал.
Владимира Николаевича ненавидел лютой ненавистью, потому что завидовал ему. Тоже в «девяностые» пытался деньжат нажить. Даже рэкетиром был. Ничего не получилось! Слаб и добр характером. Уже подъезжали к 101-ому километру, как Юра почувствовал в машине внезапно возникшее зловоние! Больше того, дыхание сперло от удушливого тошнотворного газа. И хозяин вдруг замолчал. Всю дорогу, Юра смотрел в лобовое стекло. И пытался не слушать болтовню хозяина. И вдруг – тишина и удушье! Юра поворачивается, слегка сбавив скорость – неслись то под 200 км. – к Владимиру Николаевичу.
То, что он увидел, не вызвало еще никакой мысли, но заставило Юру резко затормозить, Машина подпрыгнула и ее сильно развернуло, выбросив на встречную полосу. На месте Владимира Николаевича сидело болотное чудовище с голым черепом и вывалившимися из орбит огромными фиолетовыми глазными яблоками, державшимися на желтых жилах. Эти глазищи словно уставились на невероятных размеров брюхо, превратившего дорогущий пиджак Владимира Николаевича в грязные лоскутья. Брюхо из разных дыр, словно решето, выпускало зловонный газ. Юра так и не успел ничего понять, ибо в машину врезалась фура. Внедорожник с Юрой и болотным чудовищем несколько раз перевернуло в воздухе. На одном из поворотов он взорвался. Взорвалась и фура и еще несколько машин. В тот день по Ленинградке было большое движение. От Владимира Николаевича-болотного чудовища и Юры ничего, естественно, не осталось.
Трое бомжей скопав Шурке поле под картошку, купили две бутылки водки и две трехлитровых бутылки «Афанасия», шмат сала у местного барыги и батон белого хлеба. Пошли, конечно, на берег озера. Устроились, разложив провиант на целлофановом пакете и начали. Оприходовать успели бутылку водки и одну бутыль «Афанасия», не закусывая. Наслаждались природой, не замечая ни свалки, что за спиной у них слегка дымилась, ни вони, несущейся с каждым дуновением с озера. Каждый в это мгновение, когда «захорошело», думал о своем. Бомжи были местные.
Старшему едва исполнилось тридцать, а младшему было всего 22 года. Забомжевали по простой причине – продали родительские «развалюхи» москвичам под виллы, сразу, как снесли сердечных на кладбище. Жили, где придется, но пили всегда на берегу озера, пока мороз не сковывал его поверхность грязным льдом, также сильно пахнувшим калом. Вдруг старший заикал. Бывает! Но, чудные дела твои, господи: при каждой икоте изо рта Федора (так звали старшего) выпрыгивала огромная, вся покрытая бородавками, жаба! Мужики сначала пялились на Федора, тыча в него грязные пальцы и не зная, что сказать. Смех раздирал души!
Федор икал, и поэтому не мог проронить не слово. С десяток жаб выикал, пока лицо его из растерянного и виноватого не превратилось в маску немого смеха, как в театре Софокла!
Он теперь сам тыкал пальцами на среднего бомжа, которого звали Славка. А тот уже был полностью поглощен странным, но нужным занятием – вытаскивал из уголков глаз, ушных проходов и ноздрей черных пиявок горстями и сбрасывал с омерзением на траву. Федор ржал беззвучно. Жабы, по-видимому, все покинули его кишечник благополучно. К нему присоединился Колька, младшенький. Он не сдерживал смешинку и хохотал во всю глотку. Ни Федору, ни Кольке Славку жаль не было! «А ты лучше собери своих пиявок в бутыль «Афанасия» - предложил Колька Славке, продолжая хохотать во всю глотку – в аптеке за десятку сотню р. да…» Но не успел он эти слова произнести до конца, как вдруг подпрыгнул с обеих ног и взревел, как бык от не точного удара тореадора. И, выделывая странные «па» и телодвижения, как при мужском стриптизе, пытался и сверху, и снизу залезть себе в штаны.
Мужики, видя его нечеловеческие мучения сразу забыли о своих и бросились ему помогать, спрашивая: «Что делать-то надо?» «Штаны снимите, дурни…» Среди бомжей всякое случается, даже от мало выпитого, и мужики неловко, оглядываясь по сторонам, стали снимать свои штаны. Видя это, Колька взревел, как лев, которому слон наступил на лапу: «Не свои, а мои…»… С Колькой все оказалось до банальности просто: в его мошонку клещами вцепился огромный рак…
Придя в себя, бомжи решили, что поймали «белочку».
На берегу озера, точнее, у самого мостика, сваренного местным негром и покрашенного в желтый и зеленый цвета, жили три брата-холостяка в очень старом, но крепком, бревенчатом доме. Дом был огорожен трехметровым забором из современного дюраль алюминиевого гофрированного железа. Такие заборы стали не редкость в поселке. Так и вспоминается зажигательная песня цыганенка из всеми любимого советского кинофильма «Неуловимые мстители»: «Спрячь за высоким забором девчонку – выкраду вместе с забором!» Кроме того, забор имел очень широкие ворота, которые никогда днем не открывались.
Забор огораживал огромную площадь – соток 30, не меньше. Там днем и ночью кипела работа – ремонтировали чрезвычайно крутые тачки чрезвычайно крутых господ-товарищей. И не только из местной власти, но и из самой белокаменной! Братья были отменные авто слесари и оборудование у них было отменное, заграничное. Старшему было 66 лет, среднему – 64, а младшему 62 года. И, честное слово, ни один из них никогда не был женат! Иномарки пригоняли им по ночам и пачками. И также по ночам угоняли. Возможно, ворованные переделывали братья, номера перебивали. Но, вряд ли. Соседи точно знали, что и милиция, и прокуратура и ФСБ были клиентами братьев.
Запах нитрокраски перебивал даже запах озерный. Когда братья были свободны, то музыка из-за высокого забора гремела так, что слышно было на платформах электричек, что в километре от их дома. Как иномарки «пачками», так, когда братья отдыхали, девчонок к ним молоденьких, студенток из областных колледжей и ВУЗов привозили к ним «пачками». Но однажды…однажды случилось ЭТО! При ясной луне, бросившей лунную дорожку через все озеро, трехметровый забор изнутри, одна за другой стали перелезать голые юные девицы с распущенными волосами. Картина эта – оказались свидетели – два паренька наркомана-гея, была потрясающая!
Представьте: розовые попки, длинные перемахивающие через забор ноги, упругие груди и плоские животики, вдавленные в легкий металл – и все в свете ясной луны! Перелезут, спрыгнут на землю и бегом к станции стайкой! Электрички еще не ходили. И девицы, взломав дверь станции, укрылись там. Утром их нашла уборщица. Нет, они не спали, сгрудившись на полу. Они были в глубоком обмороке. Рты открыли лишь в психиатрической больнице, куда их перевели из областного реанимационного отделения. Девушки, как сговорились, мололи одно и то же: «Старики – не старики вовсе, а оборотни!» Пока психиатры разбирались что к чему, дом стариков авто слесарей крутых иномарок крутых начальников полыхнул ярким пламенем и за несколько минут, точно, меньше, чем за час, сгорел дотла. Высокий дюраль алюминиевый забор от жара расплавился, обнажив остова крутых иномарок, ровно десять остовов…
Не прошло и суток, как пепелище кто-то обнес точно таким же забором, какой расплавился от жара. Только через несколько месяцев, ближе ко Дню народной полиции, участковый как-то по-пьяному делу рассказал, что на самом деле произошло в доме, который сгорел вместе с хозяевами, отпустить голышом студенток. Не успели старики сесть за стол с девицами, по две штуки на брата, не успели осушить бокалы шампанского для знакомства, как вмиг превратились в чудовища, как из зеленого пластилина, который начал быстро таять и сползать с костей, обнажая их постыдную старческую желтизну. При этом вонь была такая, словно сотня - другая крыс, давно сдохших, подали к столу. Дом сожгли полицейские, успев все запротоколировать. Вот этот случай не оставил поселок в покое! Пошли пересуды: кто? За что? По что? Стариков живьем сжег!
Чума, землетрясение, цунами, оползни и т.п. начинаются всегда с ауры. В поселке – тоже. Но, сначала предыстория. Жили на берегу озера в старом престаром домике с 12 сотками огорода две старушки, сестры. Хотя и были они однояйцовые близняшки, но друг на друга мало походили. Возможно потому, что одна всегда была тощей, а другая полной. Варя и Мая их звали, а отчество никто из соседей не знал. Когда рухнуло государство, старушки были совсем старые. И домик их тоже. Соседи за ними ухаживали: кормили, пол, крышу и печку чинили. Короче, не бросали на произвол судьбы. Похоронили также соседи. Умерли старушки в один день.
Не прошло и 9 дней, как откуда-то понаехали родственники на иномарках. И началась тут буря, пока местного значения. Все дело в 12 сотках на берегу озера! Банальная, конечно, история. В конце концов победили две семьи. Поделили сотки пополам, и как в дагестанском ауле, например, в Гунибе, построили свои дворцы-башни с общими стенами. Пол одной башни выходил из стены и превращался в крышу мансарды другого башенного строения. Так получилось, что одна башня была повернута лицом к центральной дороге и только ее бойницы смотрели на озеро. А другая башня и прилегающие к ней пристройки выходила лицом прямо на озеро.
Здания, которые связаны были с центральной дорогой обнесли дюраль алюминиевым трехметровым забором. А здания у озера – двухметровым железобетонным забором.
Были у новых хозяев и подземные гаражи, и супер-бани. Не было только канализации. Вот они и ливневой канаве перпендикулярно ей прорыли свои «ливневые канализации» для стока всякого рода нечистот прямо в озеро. Хозяин, который построился на берегу озера, отгородился от коллектора тремя соснами. Почти, как в песне: «По Муромской дорожке стояли три сосны…».
Только вот запах сосен не перебивал запах коллектора нечистот. Правда, свое не пахнет!.. У верхнего (назовем так) была красавица дочь, лет 17, студентка МГУ им. М.В. Ломоносова. А вот у нижнего, приозерного, сын. Тоже лет 16-17 на вид, да только больной с детства, ибо ни ходить, ни стоять не мог. Папа, когда подкатывал к бетонному забору на своей крутой тачке, выходил, открывал заднюю дверь и бережно вытаскивал юношу из машины, а потом на руках нес через калитку (тоже бетонную) в усадьбу. «И зачем такого больного привозит сюда, дышать нечистотами!» - сетовали сердобольные соседи. А теперь об ауре перед бурей в пустыне людского безрассудства.
Однажды утром и верхний и нижний хозяева обнаружили, что их наследников в уютных спаленках нет, как нет! Ну, юная красавица могла с местным парнем познакомиться, и прогулять всю ночь и рассвета не заметить. А больной юноша? Он и с кровати только сползти на пол мог!.. Полицию, местную и областную на ноги подняли, «в ружье» (папы были влиятельными московскими чиновниками). Неделю искали – не нашли. Весь заповедный лес, все его многолетние свалки прочесали – безрезультатно! А дальше – началось самое невероятное, самое страшное, что потрясло не только поселок, не только область, но, можно сказать, половину страны!
Однажды в местном роддоме молодая мамаша родила маленького утопленника. Пощажу читателя, не буду описывать, как выглядело его тельце! Глупо, но возбудили уголовное дело по факту утопления новорожденного. Судебно-медицинский эксперт сделал заключение: «В легких новорожденного пресная вода с включениями водорослей. Кожные покровы и мягкие ткани новорожденного сильно повреждены, вероятно, изъедены рыбами». Мамашу и сотрудников роддома арестовали по статье за «умышленное убийство новорожденного»… Но не прошло и суток с момента ареста, против которого протестовал почти весь поселок, как в нем, поселке, начали происходить более «странные» вещи. Так, бегут утром на электричку полусонные посельчане и вдруг один из них, мужчина, падает, как подкошенный и в мгновение ока превращается в утопленника, проплававшего в пресной воде несколько недель.
Паника от таких «чудес» скоро притупилась настолько, что на упавшего «оборотня» перестали обращать внимание – ко всему ведь наш человек привыкнуть теперь может! Один упал, раздулся, газы выпускать начал, а другие обходят его, не останавливаясь, чтобы на электричку не опоздать! Конечно, среди мужчин-посельчан произошли глубокие внутренние изменения. Но, по принципу? «Увы! Таков печальный наш удел! Со мною, завтра, может будет то же!» И женщины на своих мужиков стали смотреть, как на временных пришельцев. Алкогольные напитки стали исчезать с полок множественных магазинов и ларьков с невероятной силой. Но цена на спиртное не прыгнула: хозяева магазинов, в основном, мужики… Все понимают!
Эпидемия с оборотнями-утопленниками не закончилась, как поселок потрясла (в прямом смысле) еще одна беда. Утром, через час после начала рабочего дня землю, на которой стояло здание администрации и ООО ЖКХ слегка тряхнуло, потом появилась как раз посреди зданий на асфальте глубокая трещина. И стала неудержимо и быстро расширяться. Никто из зданий не успел выскочить – они ушли глубоко под землю! Приехавшие на место трагедии, унесшей десятки человеческих жизней и всего начальства и хозяев поселка, эксперты-геодезисты сделали заключение: «Здания стояли на «кавернах», образованных подземным течением реки Таратынки».
Поселок оцепили военные в бронежилетах на БТРах. По периметру выставили блокпосты. А на озере в совершенно безветренную погоду начался шторм! Огромные черные волны поднимались, накатываясь друг на друга так высоко, что под ними не было видно даже мостика, сваренного местным негром. Ларек с названием «24 часа» был поглощен водной бездной вместе с теми, кто там в это время был, и кто тусовался на плошке. Да, в поселке уже давно, как только под ноги начали падать утопленники, работало республиканское МЧС. Что они делали, не понятно!
Озеро бушевало несколько дней, парализовав жизнь поселка, потом, в кровавый расцвет внезапно утихло. На зеркальной поверхности озера, с шумом, сильно напоминающим «выстрелы» пробок из бутылок «Дом Периньон», стали из глубин озера выбрасываться трупы людей, которых давно считали исчезнувшими. Но вот, что удивительно: ни один труп не был изувечен и раздут, как подобает утопленникам! Даже те из них, которые исчезли из поселка в «лютые девяностые» выглядели, как свежие. И одежда на них была цела. А у нескольких трупов громко звонили на все лады мобильники! Девушка-студентка из МГУ и больной юноша тоже плавали на поверхности озера целехоньки. Да, все трупы лежали на спине и открытыми глазами смотрели на кровавый восход. Весь поселок – жители, в вперемежку с солдатами спецназа и бойцами МЧС, как по чьему-то кличу, облепили берега озера и еще сохранившиеся деревья. Коллективно и молча, глазели. Щелкали камеры мобильников. Над прудом начали бужировать вертолеты.
Тишина была такая, что, казалось, лопнут барабанные перепонки! Где-то очень далеко монотонно выла собака. И – вдруг! Один из плавающих трупов резко встает и расправляет плечи! Его все сразу узнали, что ознаменовалось глубоким одноголосным «Ух!» Да, это был он, старик-профессор! Выпрямившись, высоко подняв седую голову, он пошел по воде, медленно и аккуратно обходя плавающие трупы (кстати, среди «плавунов» был и сосед профессора, и пятеро детей старушки, которая думала, что четырех ее сыновей в «асфальт закатали», - все пропавшие без вести, нашлись!).
Кто-то громко сказал, показывая на «плавунов»: «Теперь понятно, почему власти отказывались озеро чистить…» Но на него тут же кто-то шикнул: «За двадцать лет сколько властей-то сменилось!» «Да все они – одна…!» А старик-профессор тем временем вышел на берег и направился к останкам легендарного поселкового дуба. Здесь я позволю себе отступить от основного сюжета моего рассказа и поведать читателю удивительную историю этого дуба.
История поселкового дуба (кратко)
 |
| Когда-то это был дуб |
Анну Петровну Керн везли в гробу на телеге, запряженной двумя лошадьми из Москвы в ее имение, что в Тверской губернии. Когда дрожи пересекали Тверской бульвар, заканчивались работы по возведению памятника ее великому любовнику, нашему гению! Ямщик, зная, как расстались Керн и Пушкин, заметил: «Не к добру!» Май выдался, как у Блока – жестоким, но не с белыми, а черными ночами, когда дрожи поравнялись с нашим дубом. Несколько суток был ливень, и дорогу размыло так, что у дуба дрожи провалились на все четыре колеса.
Несколько часов не могли телегу вытащить из глиняной вязи. Кто-то предложил похоронить Анну Петровну под нашим роскошным дубом и поставить здесь часовню. Но сопровождающие гроб родственники категорически были против: слишком далеко от Торжка, где было родовое гнездо Керн. И все же похоронили А.П. Керн не на родовом кладбище, а в шести километрах от него, близ деревни Прутня. И по той же самой причине – бездорожье! Телегу у Прутни вытащить из глины не удалось. А нести гроб на плечах шесть километров, по колено проваливаясь в слякотную вязь, не реально. Пророчество ямщика сбылось. Историки утверждают, что в то время, когда гроб с Анной Петровной опускали в могилу, над Москвой вознесся главою непокорной Александр Сергеевич!
Когда гитлеровцы вошли в наш поселок, то молодчики-танкисты решили расстрелять такой русский и такой могучий дуб! Выпустили снаряд почти вплотную. И снаряд застрял в дубе! Второй раз стрелять фашисты не рискнули. Кто-то, когда гитлеровцев выгнали из поселка наши воины, вытащил снаряд, но сделал огромное дупло в дубе. С годами дупло увеличивалось в размерах. И в девяностых годах стало прибежищем толи возлюбленных пар, которые могли заниматься любовью чуть ли не на глазах всех прохожих (через дуб идет дорога от станции в поселок), толи бомжей. И вот однажды, когда дупло было «заселено», в него бросили советскую гранату. А, чтобы скрыть разорванные тела, вылили в дупло канистру бензина и подожгли.
Двое суток дуб пылал, как факел. Так как близко ничего не было, что могло бы от пламени дуба загореться, его не тушили. И все же, весь дуб не сгорел. И сейчас его останки выглядят стойко и гордо. Недалеко возвели вышку для роуминга. На ней три красных фонаря. Если ночью идти в сторону станции от поселка, то над останками дуба появляется корона (проекция фонарей)… Но на этом, думаю, история поселкового дуба еще не закончилась!
Старый профессор подошел к останкам дуба, приклонил колено и голову. Несколько секунд оставался в этой позе, не крестился, точно. Потом выпрямился и пошел твердой походкой в сторону кладбища. На кладбище началось горячее время: «плавунов» начали собирать и рыть для них могилы. Цены на землю возросли в разы! Хозяин кладбища радостно потирал ладони. Он-то и рассказал, что увидел, встретившись со старым профессором.
Старик величаво и медленно, ни на кого не смотря, словно никого не замечая, войдя за ворота кладбища, прямо направился к ограде, за которой были могилы его предков. Вошел в ограду, встал напротив гранитных надгробий. Поднял руки на уровни груди, сблизил открытые ладони, а потом медленно стал их разводить! И, опять чудо: земля между надгробиями стала медленно раздвигаться. Скоро появилась свежая могила! Старик-профессор спрыгнул в нее и земля над ним тут же сомкнулась.
Вот и вся почти документальная история! А, что с озером? Да, ничего! До сих пор остается накопителем канализационных вод! Разве нашего чиновника чем-нибудь прошибешь?
Смотри документы:
Марина Альфредовна Черносвитова,
доктор исторических наук.
P.S.
Любые совпадения – с местом, временем, событиями и персоналиями - абсолютно случайны. Автор не несет никакой ответственности за подобные совпадения.
web: http://chernosvitov.narod.ru
e-mail: chernosv@deol.ru
30 апреля 2012 г.
г. Москва
.
