К проблемам
современной пенитенциарной психологии.
Е. Самойлова
Don’t
label me
т.е. хоть горшком
назови,
Только в печь не
сажай
(надпись на
стене камеры смертников
В тюрьме «Ангола»
- самой крупной тюрьме в мире
(штат Луизиана,
США).
«Пусть все
согласятся на бессемянность-
и мы
растворим тюрьмы, и никогда,
воистину
никогда более не зажжем костров!»
(В.В. Розанов.
«Люди лунного света»)
“Coitus cum femina est sempre remedium
contra
sodomiam
viri”
(Публий Вергилий
Марон. «Буколики»)
Несколько слов об «Анголе». Вмещает свыше 5000
заключенных, штат сотрудников свыше 1000. Занимает
площадь 73 кв. км.
С
трех
сторон
окружена
Миссисипи,
с
болотистыми
берегами.
Плантатор Исаак
Франклин купил землю, на которой появилась Ангола в
1830 году. В 1880 году вдова Франклина продала Анголу
с плантациями Самуилу Джеймсу, который использовал
заключенных как рабов на плантации. Применяя
«тонкую
политику, базирующуюся
на знании психологии заключенных»,
он в 1916 году уволил всех
надзирателей, заменив их заключенными. Его
девиз
был:
«они
должны
работать
так,
чтобы
ночью
спать
от
полной
потери
сил».
И
это
ему
легко
удавалось.
Побегов и бунтов не было, не считая одного, когда 30
заключенных в знак протеста перерезали себе ахиллесовы
сухожилия. Сейчас в «Анголе» широко практикуются
декады открытых дверей: в эти дни
многие заключенные отпускаются в «пробный отпуск», а
тюрьму посещают туристы и родственники осужденных.
Кстати, одним из «материалов» для изучения пенитенциарной
психологии несомненно являются
формы протеста
заключенных. Вряд ли
кто-либо на «свободе» в знак протеста перерезал бы себе
ахиллесовы сухожилия. В одной из огромных колоний
лесных ИТУ в СССР (вместо работы на плантациях
здесь лесоповал) также в знак протеста 19
заключенных (среди которых были представители разных
этносов) прибили гвоздями свои мошонки к полу…
Отметим
еще «материал» для понимания как традиционной так и
новейшей пенитенциарной психологии. Ближе всего
(психологически) к формам протеста пенитенциарных
субъектов (а они сохраняются и на «свободе»!) это формы
издевательств в пенитенциариях, мало чем отличаются от
того, кто является «палачом» - заключенный или
надзиратель. В психологии
«издевательств» в пенитенциариях весьма очевиден
моральный компонент, значительно преобладающий над
физическим (о своеобразии и неожиданности пенитенциарной
психологии красочно описано двумя авторами разных эпох и
традиций -
Henri
Charriere
(“Papillon”)
и
Martina
Cole
(“The
jump”).
Осторожно, чтобы не задеть так распространенных в наше
время эмоционально-суггестивных (что-то вроде вновь
обретенных древних символов веры и выживания)
тенденций в отношении однополой любви, отметим здесь
же потрясающе разную психологию и «фактуру»
гомосексуализма в современных демократических обществах
«на воле» и в них же - в пенитенциариях. Вот
один
только
факт.
Стало
расхожим
мнение
(ничем
и
никогда
не
подтвержденное),
что
«Almost every theory about homosexuality is essentially a theory about male homosexuals» (Rictor
Norton, "The Nature of Lesbian History", August 2003) («Почти
все
теории
о
гомосексуализме
это
теории
о
мужском
гомосексуализме».
Риктор
Нортон.
«Природа
лесбийской истории»). У Игоря Семеновича Кона также есть
основания полагать, что «сексуальные
отношения между женщинами нигде не институализировались и
существовали только на бытовом уровне» (И. Кон. «ЛУННЫЙ
СВЕТ НА ЗАРЕ.
Лики и маски однополой любви. Часть II. Сквозь пространство и
время. По странам и континентам»). Действительно, есть
мужеложство. «Лесбиянство» («сафизм») в самих понятиях с
мужским гомосексуализмом расходятся по разным
этимологиям. Опуская здесь вопрос (на который не найден
ответ, но который тем не менее существует. А именно:
каковы медицинские и медико-психологические причины
гомосексуализма?), заметим, что
мужеложство и лесбиянство в
пенитенциариях не имеют ничего общего. В
пенитенциариях самого демократического общества и в
пенитенциариях обществ, где господствуют тоталитарные
режимы мужеложство несет одну и ту же функцию. И
в царских тюрьмах, и советских ИТУ, и в учреждениях
исполнения наказания демократической России в отношении
мужеложства ничего не изменилось. Это же характерно и
для пенитенциариев США, Франции, Испании, Северной и
Южной Корей за тот же период. Вспомним
«Дата Туташхиа» Чабуа
Амирэджиби. Там «пламенных революционеров» быстро
«перевоспитывали» в тюрьмах уголовники, совершая с ними
акты мужеложства. И в это же самое время (Даты Туташхиа)
Лев Толстой пишет о любви Катюши Масловой к
революционерке Марии Павловне, как о чувстве добром,
ласковом и нежном, которому и Мария Павловна отдалась
всей душой. Для того, чтобы «связать» современную
пенитенциарную психологию с реалиями нашего времени, мы
должны найти объяснение и этой стороне
человеческих отношений. Ведь, как не согласиться с В.В.
Розановым, что «Совокупление есть наиболее духовный
акт, - не то, что пошлая, базарная политика» («Люди
лунного света»). Как это по современному! Как и
это: «Не надо Евы!»…
В.В.
Розанов
из двух отцов сексологии и пенитенциарной психологии
Огюста Фореля и Ричарда Краффта-Эббинга
(последний был еще и психопатолгом) явно предпочитал
Фореля. И, прежде всего за то, что Форель деликатно
(в отличие от Краффта-Эббинга) относился к
сексуальным перверсиям. Так, Форель, который сначала
написал «Половая жизнь муравьев» и «Тюрьмы муравьев», а
уж потом «Половой вопрос», полагал, что «нет
человеческой перверсии, которой не было бы у животных»,
и что «однополая любовь - признак нормальных отношений
всех живых тварей». Краффт-Эббинг, как известно,
только в последнем издании «Половой психопатии» (36-ом!)
исключил большую часть «однополой любви» из
психической патологии, перестав рассматривать как
извращение полового чувства. Но, для Фореля даже
каннибальство было нормой (для представителей
определенного этноса). В.В. Розанов хорошо знал
человеческую историю. Поэтому и скотоложство для него не
было чем-то шокирующим. «Чего же тут стыдиться?! Даже
Христа католики символизируют в виде ягненка, а
мы Святого Духа - в виде голубя» (В.В. Розанов.
«Люди лунного света»). Любая любовь, на кого бы она ни
бы направлена, есть по Розанову, акт духовный. Думать о
половых отношениях иначе, равносильно - размышлять как
работает кишечник.
Что же
касается пенитенциарной однополой «любви» (мужеложства),
то это акт самого жестокого насилия именно над
духовностью человека. Человека в прямом смысле
опускают до положения животного, над которым более
сильный самец (в страхе –
sic!)
берет верх. Эсхил, горец, отец трагедии, взял
для своего жанра слово как раз обозначающее сложные
отношения вожака стада горных коз с претендентом на его
место.
Tragedia
- древнегреческое
слово, выделяющее «жанр» козлиных отношений -
старого и молодого козлов. Он состоит из трех актов.
Первый акт: вожак стада совершает попытку изнасиловать
юного претендента. Если это ему удается, он еще на
долго остается вожаком стада (другим молодым козлам этот
акт служит хорошим уроком). Второй акт (если не удается
первый): вожак вступает в схватку не на жизнь, а на
смерть, отстоять свой титул. Если он проигрывает
схватку, то наступает третий акт: старый, избитый и
пораненный бывший вожак в точном смысле слова поет
козлиную песнь (tragedia
- козлиная песнь) и, закончив, бросается в пропасть.
Поет «трагедию» и «опущенный» молодой претендент и также
бросается в пропасть. Он никогда не остается в стаде.
В противном случае его будут «иметь» сверстники. И.С.
Кон, в цитируемой книге, толкуя о гомосексуальных
отношениях у представителей разных этносов, не принявших
путь цивилизации, на наш взгляд романтизирует
латентную борьбу вожака клана и старшего поколения с
подрастающим поколением (и у «диких» народов все те же
тургеневские отношения отцов и детей!) как
подготовку к инициации. На наш взгляд, ближе к истине
все же Зигмунд Фрейд («Моисей – египтянин»),
Владимир Евгеньевич Рожнов («Чуринга - тотемизм
австралийских аборигенов») и Мишель Фуко (“Surveiller
et
punir”).
Итак, мы
выделили три вида «пенитенциарного материала»,
осмысление которого, на наш взгляд, позволит проникнуть
к пенитенциарной психологии: формы протеста, формы
издевательства, и формы любви (любовь в
пенитенциариях в наше время встречает гораздо чаще в
подлинном своем смысле слова, чем на «воле»). Всем трем
формам характерна некая общая черта, носящая
психологическое и психопатологическое название -
вычурность. Этот термин появляется в состоянии
социально-фрустрационном или как симптом психического
заболевания. И здесь, пенитенциарная психология сегодня
идет бок о бок с общей психопатологией (в
понимании последней в духе Карла Ясперса). Если к
нашему обществу первой декады третьего тысячелетия
приемлем вполне
the
label:
пенитенциарии без границ,
то невозможно,
порой, определить, что первично - общая психопатология
или пенитенциарная
психология? Поэтому будет логично обратиться к истокам
пенитенциариев хотя бы для того, чтобы выделить одну из
«мутаций» их изначальных институтов.
Самое
точное определение первых пенитенциариев сохранилось в
славянских языках. Это - острог. Первые
пенитенциарии были места в городской черте, огражденные
высокими и острыми, обтесанными кольями, глубоко вбитыми
в землю - частоколом. Было и другое название острогов
- мна-стыри. Дело в том, что остроги-мнастыри
появились на землях славян задолго до проникновения
греческого языка в нашу культуру. Поэтому вряд ли
греческая
monasterion
-
келья отшельника (у нас это, как известно,
скит, ибо по древнеславянски отшельник - скиталец)
имеет отношение к монастырям. Стырь - на многих
славянских языках это вольный человек, живущий за счет
разбоя. Вспомним Стыря, друга атамана Степана Разина,
героев исторического романа Василия Макаровича Шукшина «Я
пришел дать вам волю». Шукшин глубоко знал нашу
историю. «Мна» - на древне- славянском: охрана,
защита. Первоначальная функция (институт) острога –
мнастыря была защитить человека, совершившего то
или иное преступление, от пострадавших или их
родственников, ибо их расправа всегда была суровее
наказания князя. В острог бежали добровольно,
спасаясь от мести. Тогда преступники (как, впрочем,
и всегда,
в том числе и
в наше время!), хотели и надеялись получить
справедливое наказание за содеянное, по правде, а не
месть разъяренной толпы. Преступление и наказание
- одна из исконно русских проблем! История славянских
народов знает достаточно много случаев, когда остроги,
а потом отделившиеся от них монастыри, вновь
объединялись и превращались в первоначальный институт.
Достаточно указать на великое Соловецкое сидение,
которое восемь лет не могла подавить карательная
армия царя (там монахи, не принявшие реформу Никона
плечом к плечу сражались со стырями полков Стеньки
Разина и ставших вольными стрельцов). Генетическая
память вещь серьезная и реальная не только у
австралийских аборигенов. Современный пенитенциарный
психолог должен быть хорошим историком. В наше время -
не только своей страны.
В
заключении выскажемся об одной, пока еще, гипотезе. По
нашим данным, самый высокий процент преступлений среди
женщин, в том числе и самоубийств, совершается в
бальзаковском возрасте. Героини Бальзака («Одинокая
женщина», «Покинутая женщина», «Евгения Гранде», «Кузина
Бета», «Тридцатилетняя женщина») раздираемы страстями
(выражение В. Шукшина). Этот возраст от 30 до 35
лет. Он физиологически никак не объясним, ибо до
гормональной перестройки - климакса - минимум 10 лет.
«Половой вопрос» в этой горячей точке биографии,
по выражению выдающегося советского суицидолога Айны
Григорьевны Амбрумовой, стоит на первом месте.
Известный телесериал «Секс в большом городе» («сучки
большого города», - по выражению одной из героинь)
уловил значение полового вопроса у героинь, находящихся
в бальзаковском возрасте. Так вот, все дело в том, что
подавляющее большинство женщин в этом возрасте теряет
половые ориентиры. Вспомним Анну Каренину. Ее
tragedia
в том, что никакой мужчина не в состоянии
ее удовлетворить: ни Вронский-мачо, по понятиям.
Ни муж, по закону. Женщина в бальзаковском
возрасте - Сафо по духу и влечениям. Но,
осознать это, и «воспеть», как великая лесбиянка, она
не может…
И, в
конце, психологическая загадка. Сборники прекрасных
стихов Сафо сжигали в истории не раз (см.:
Ama Menec.
«A timeline of lesbian history»). А «Сонеты» Уильяма
Шекспира - никогда!
